Способ шестой. Подмена понятий.

   «Ни в коем случае не представляй себе, что ты можешь быть или представляться другим иным, чем как тебе представляется, ты являешься или можешь являться по их представлению, дабы в ином случае не стать иди не представиться другим таким, каким ты ни в коем случае не желал бы ни являться, ни представляться».

   Льюис Кэрролл. «Алиса в стране чудес»

   Возьмем какой-нибудь общеизвестный текст и посмотрим характеристики разных героев в нем.

   «Максимилиан Андреевич считался, и заслуженно, одним из умнейших людей в Киеве.»

   « — Так вот вы и добиваетесь, чтобы его арестовали? Правильно я вас понял? — спросил Стравинский.

   «Он умен, — подумал Иван, — надо признаться, что среди интеллигентов тоже попадаются на редкость умные. Этого отрицать нельзя!» »

   « — Догадался, проклятый! Всегда был смышлен, — злобно ухмыльнувшись совершенно в лицо финдиректору, проговорил Варенуха, неожиданно отпрыгнул от кресла к двери и быстро двинул вниз пуговку английского замка.»

   « Высокий тенор Берлиоза разносился в пустынной аллее, и по мере того,как Михаил Александрович забирался в дебри, в которые может забираться, не рискуя свернуть себе шею, лишь очень образованный человек, — поэт узнавал все больше и больше интересного и полезного...»

   « — Я не хотела бы быть на той стороне, против которой этот Абадонна, — сказала Маргарита, — на чьей он стороне?

   — Чем дальше я говорю с вами, — любезно отозвался Воланд, — тем больше убеждаюсь в том, что вы очень умны. »

   Михаил Булгаков. «Мастер и Маргарита»

   Итак: прохиндей Поплавский, принадлежащий к ненавидимым Иваном интеллигентам Стравинский, не в меру догадливый финдиректор, красноречивый до ужаса Берлиоз, влюбленная Маргарита — что же в них общего?.. Как можно сравнивать этих людей, применяя к ним одно и то же определение «умный»?

   Вряд ли я открою новое измерение Вселенной, заметив, что определение ума, — да простит меня читатель за невольный каламбур! — очень неопределенно и расплывчато. Практикующий мистик вполне способен заявить вам, что ум — это горсть несвязанных сухих веток в пустой вазе, кастанедиец с жаром примется объяснять, что ум — болезнь, чуть ли не навязанная людям извне неорганическим разумом, рефлексолог пустится в рассуждения о реакциях и раздражителях.

   Умен ли профессор Преображенский с точки зрения Шарикова?

   Все зависит от шкалы ценностей, которую на данный момент мы принимаем. И если автор сумел мягко, ненавязчиво подменить эту шкалу, с героем происходят удивительнейшие метаморфозы. Гениальность великого ученого нивелируется, а на первый план выступает умение выжить, устроиться в жизни, умение урвать кусок пожирнее, усесться повыше да посуше.

   Новое смещение, новая грань — и неважными становятся прохиндейские таланты, а значимой оказывается как раз наоборот — способность живо и непринужденно вести беседу, расточать комплименты и остроты, эпиграммы и дифирамбы. Писатели в большинстве случаев интравертны, и тем удивительнее, что на страницах их произведений зачастую появляются гении общения, люди, способные часами говорить, говорить, говорить без умолку, причем на абсолютно произвольную тему.

   Житейская сметка, карьеристские замашки, способность легко завязывать знакомства...

   Проявления человеческого ума многообразны и неповторимы; лишь от автора зависит, что в данный момент поставить во главу угла, что сделать важным и первоочередным, а уж далее дело читателя — принимать или же нет на веру оценку автора.

Способ седьмой. Доступ к полной информации.

   Решали ли вы когда-нибудь шахматные двухходовки? Если да, то наверняка обращали внимание на то, что у каждой фигуры есть вполне определенная, присущая исключительно ей одной роль. Ничего лишнего, ничего ненужного, все жестко подчинено общей идее, все висящие на стене ружья просто обязаны выстрелить строго в определенный момент.

   Между тем, жизнь не такова (это спорное утверждение на самом деле, но мало кто это понимает, и автор этих строк в том числе); в жизни вокруг нас присутствует уйма «лишних» персонажей: случайные прохожие, покупатели в магазинх, посетители в офисах и.т.д. — они с нами никак не связаны. И мы тоже никак с ними не связаны.

   То ли дело литература!.. В правильно скомпонованном литературном произведении «лишних» персонажей не бывает. Именно поэтому герой, волею автора обретший понимание предопределенности, важности нахождения вокруг него всего многообразия других персонажей книги, меняется радикально. В своих суждениях и поступках он проявляет воистину дьявольскую проницательность. А если добавить к этому знание событий, только-только намечаемых автором для дальнейшего развития сюжета?.. Ого, скажу я вам!.. Получается воистину сверхъестественное существо.

   Помните Филеаса Фога из мультфильма «За восемьдесят дней вокруг света»? Полноте, дорогие мои читатели, его гениальнейшее предвидение событий — полностью и бесповоротнейше заслуга авторов, клавших в саквояж предприимчивого путешественника необходимые вещи, сообразуясь исключительно с дальнейшим сюжетом. Но результат — каков результат!

   А упомянутый в третьей главке («Способ второй. Сбив планки») случай, когда человек современного мира попадает в реальность более архаическую? В реальность описанного мифа или уже случившегося исторического события? Тут есть где развернуться! Неудивительно, что в мире скандинавских саг или кельтских легенд наш современник так блистателен и успешен: все события уже давно описаны в литературе, и стали, так сказать, достоянием гласности. Герой заранее знает все ответы, он до тонкостей осведомлен, куда нужно привязать козлиную бороду, чтобы рассмешить великаншу-несмеяну, он в курсе, — уж будьте уверены! — кому предстоит пить море, а кому — висеть на ясене, с копьем в боку. Таким образом, ничем не примечательный обычный человек (персонификация читателя) становится в один ряд с титанами, богами и полубогами, на что ни коим образом не может претендовать автор.

   С калашным рылом, как говорится...

   А ведь всему этому есть простое и логичное объяснение. Оно состоит в двойственности автора. С одной стороны, автор — демиург, создатель нового мира, с другой же — обычный человек, со своими проблемами, страхами, сомнениями. Вспомните парадокс всемогущества:

   «Может ли всемогущий бог создать камень, который он же не в силах поднять?»

   Может, уверяю вас! Достаточно мне сесть, запустить Word и после заглавия: «Камень, который я не способен поднять», написать строки:

   «Я подошел к необъятной скале и с сомнением покосился на нее. Да в силах ли человеческих сдвинуть такую махину? Нет, не в силах! увы мне, немощному и беспокойному...»

   Ах эта демиургическая власть! Можно сесть, переписать всю свою жизнь, избавив ее от свершенных некогда глупостей и ошибок, можно...

   Можно все. Нужно ли?..

   Итак, следуя принципу, описанному в этой главе: «Умный человек — это человек, который не совершает глупостей».

Способ восьмой. Уничтожение критичности к герою.

   Демиургия демиургией, но одного всемогущества мало. Мало создать мир, идеально подогнанный под героя, мир, возвеличивающий его во всем блеске многогранных талантов. Мало придать герою полную информацию о мире, и наградить его букетом могучих сверхъестественных способностей.

   Всего этого явно недостаточно.

   Чтобы герой ожил и задышал, просто необходимо сделать его обаятельным.

   « — Леди Танита, — серьезно сказал я, — кроме этого Мира есть и другие...

   За это я могу поручиться, во всяком случае. Поэтому... Где-нибудь он сейчас есть, ваш Карвен. Просто очень далеко отсюда... Когда умерла моя бабушка, а она была единственным человеком в семье, которого я по-настоящему любил, я сказал себе, что она просто уехала. И еще я сказал себе, что мы, конечно, не можем увидеться, и это очень плохо, но она где-то есть, и жизнь продолжается... Поверьте, милая леди, уж кому знать о смерти, если не мне! — Я многозначительно повертел в руках черную полу своей зловещей «мантии»... Кто бы мог подумать! Моя наивная детская «религия» оказалась именно тем, в чем нуждалась эта несчастная женщина. »

   Максим Фрай. «Лабиринт»

   О это воплощение всех подсознательных чаяний и вожделений неудачников, хронических мелких служащих и вечных студентов! На протяжении всех книг о сэре Максе, главный герой постоянно высказывает банальнейшие сентенции, затасканные общие «мудрые» фразы — он все время кого-то учит жизни! Признайтесь, положа руку на сердце — как часто вы терпите подобное обращение с собой в реальной жизни? Согласитесь ли вы считать такого человека мудрецом и учителем?

   Вряд ли.

   Но безраздельное обаяние сэра Макса таково, что ему прощается все: и дифирамбы в собственный адрес, и философствования, и попытки растолковать всему миру «гениальные откровения», которые всем нам, конечно же, давно известны. Счастливчик, этот сэр Макс!..

   А кардовский Эндер?.. Заметьте: критичность по отношению к ребенку всегда будет заведомо ниже, чем к взрослому; но критичность к несчастному ребенку стремится к нулю безоговорочно. Читатель всегда способен простить и пожалеть вундеркинда, поскольку подсознательно чувствует, что необычные способности ребенка скомпенсированы, причем скомпенсированы самым жестоким, изуверским способом — ребенок лишен детства.

   А вспомните героев Крапивина и Лукьяненко, а сравните паранормальные способности и несомненную гениальность бездомного пацаненка из приюта с лощеной эрудированностью отличника из «благополучной» семьи — кому вы поверите больше?..

   Крапивинские мальчики, сэр Макс, Гарри Поттер... кто еще?

   Итак, уничтожение критичности влечет за собой безнаказанность, а значит возможность делать самые неправдоподобные допущения.

   Кстати, я не зря упомянул сэра Макса рядом с Поттером. В одной из критических статей о сэре Максе убедительно доказывалось, что фраевский герой по своей глубинной сути — ребенок. Не в том ли секрет его неотразимого обаяния?

Способ девятый. Описание исторического лица.

   Этот метод прост. Гораздо проще предыдущих, но, к сожалению, это и становится камнем преткновения. Если вы описываете Ньютона или Гаутаму, Достоевского или Ленина, успех вашему замыслу (см. название статьи) обеспечен практически всегда. Единственная проблема может оказаться в недостоверности получившегося персонажа. Вас могут обвинить в недостаточной реалистичности, указав, к примеру, на тот факт, что Сократ не носил брюк, а Наполеон никак не мог употреблять слова «кондовый». Что ж... Всегда можно отговориться особым, авторским видением мира.

   Важно другое — вам не придется тратить усилий, убеждая читателя в интеллектуальной мощи новосозданного персонажа. Сотни и тысячи людей уже проделали эту работу до вас.

   Пользуйтесь этим, не упускайте своего шанса!

Способ десятый. Сверхъестественные существа и архетипы.

   На первый взгляд кажется, что этот способ является продолжением предыдущего. Это не так. Неправильное, противоречащее общепринятому взгляду на вещи изображение исторического лица может вызвать у читателя сильное неприятие всего произведения в целом. К примеру, я дочитал «Багдадского вора» Белянина ровно до того момента, когда Багдадский Вор встретился с Ходжой Насреддином. Расхождение образа белянинского Насреддина с соловьевским (которого я считаю эталонным), оказалось чересчур сильно.

   Сверхъестественные, мифологические существа в этом смысле куда гибче. Ангелы, боги, титаны, туги, шулмусы... Какое многообразие! Помните чудесное описание дракона Смога у Толкиена?

   «Разговаривать с драконами нужно именно так, когда не хочешь раскрыть свое настоящее имя (что весьма благоразумно) и не хочешь разозлить их прямым отказом (что тоже весьма благоразумно). Никакой дракон не устоит перед соблазном поговорить загадками и потратить время на их разгадывание.»

   Рональд Руэл Толкиен. «Хоббит или туда и обратно»

   В дальнейшем эта особенность драконьей психологии была прекрасно освещена автором. Что ж... Множество поколений людей любовно выпестовывали в сознании образ дракона — автору осталось лишь расцветить его новыми красками, придать выпуклость и объемность, не обойдя вниманием тот факт, что на поверхности повествования оказались лишь простые, доступные пониманию читателя мотивации чудовища. Подобно айсбергу, таящему под водой колоссальные массы льда, чудовищные глубины темной драконьей натуры оказались лишь смутно намечены. Дан намек, а читателю остается лишь гадать — что же осталось скрыто от него? Что пребывает в тени?

   А дьяволы и ангелы? Признайтесь, положа руку на сердце — кто из вас не мечтал о сделке с великим всемогущим существом, исполнителем желаний? Увы, и автора этих строк не обошла стороной пагубная страсть — среди моих произведений есть рассказ о человеке, заключившем сделку с дьяволом и вышедшем победителем из сложившейся ситуации. Думается мне, что причина здесь в некоем коллективном бессознательном, в архетипике мифов, с детства укоренившейся в наших душах.

   Маги, ученые, политики... Сила архетипов в их непознаваемости, в бессознательности восприятия. Вся внешняя атрибутика героя будет достроена читателем автоматически, более того — он жадно будет стремиться находить все новые и новые присущие данному архетипу черты. Если описывается маг — маг будет мудр просто по определению, ведь преодолеть стереотипы восприятия очень и очень тяжело.

   Уж не потому ли так популярна среди начинающих литераторов стереотипная фэнтези с орками, эльфами, квестом в поисках могучего артефакта и спасением мира в конце?..

Заключение.

   Вот и подошло к концу мое исследование. Мною были описаны некоторые из методов, с помощью которых можно создать умного, интеллектуального героя, в противовес засилью примитивных костоломов, которыми — что греха таить? — зачастую так и кишат страницы литературных произведений любых жанров, не только столь любимых мною фэнтези и фантастики. Сразу отмечу два момента, которые могут вызвать неприятие этой статьи в глазах читателей: во-первых, декларируемая в заглавии цель «сконструировать героя, по интеллектуальному уровню превосходящего автора» не является основной — скорее это некий забавный математический парадокс, развлечение для ума, не более. Во-вторых, приведенные мною во множестве цитаты из различных произведений всего лишь иллюстрируют различные методики героетворчества, не более. Не следует воспринимать их как указание, что в данном случае описанный герой «превзошел» своего создателя.

   Но что же из всего этого следует?.. Понятие «ума» в литературе многогранно, как, впрочем, и понятие «сила»: возьмите говардовского Конана и Павку Корчагина из «Как закалялась сталь», да поинтересуйтесь у любого встречного: можно ли назвать сильным человеком первого из них? А второго?.. Парадокс: исполненный жизненной силы боец и заидеологизированный инвалид, оба они — сильные люди. Все ярлыки, которые мы рисваиваем людям зыбки и неопределенны, что уж тут говорить о литературных героях? Носитель революционных новаторских идей с прошествием времени может перейти в разряд ретроградов, безумный мечтатель и фантазер — устремленным в будущее гениальным провидцем.

   И если вам снова и снова повторяют: «Герой не способен, не может...» — не верьте!

   Может.

   Способен.

   Все может быть.